Французские историки — во всяком случае, значительная их часть — считают, что Людовик XIV стал тем «Королем-Солнце», которым мы теперь восхищаемся, во многом благодаря своей первой любви: женщине, на которой единственной хотел жениться. Но так, как вы понимаете, и не женился.
Это, разумеется, преувеличение. Будь Людовик изначально иным — менее ответственным, менее разносторонним, менее чутким ко всяческим проявлениям красоты и менее склонным к саморазвитию — никакая женщина… никакое чувство не могли бы пробудить в нем то истинное величие, что мы можем теперь, через века, наблюдать в Людовике XIV.
Настоящая любовь может пробудить в человеке лучшее, что в нем есть — это правда. Но она не может обнаружить то, чего в нем нет.
Так что Людовик стал бы тем, кем он стал, вне зависимости от того, какие женщины встретились бы ему на пути. Но ему встретилась она...
Впрочем... Начнем по-другому.
Когда Людовику было двадцать лет, он влюбился в первый раз в своей жизни. Случилось это, когда молодой король только выздоравливал после тяжелейшей болезни, в течение которой все окружение его величества не было уверено, что он выживет.
Молодой Людовик XIV. 1655 г.
Его врач Антуан Валло, обнаруживший однажды, что Людовик наконец чувствует себя лучше, написал в своем дневнике: «Выздоровление нам показалось чудом».
Для Людовика болезнь эта стала величайшим испытанием. Не потому, что он боялся умереть. А потому что, находясь на пороге жизни и смерти, он мог наблюдать за тем, как один за другим предают его те, что не отходили от него, пока он был здоров и силен.
«Как только окружение короля посчитало, что он умирает, «тотчас же все придворные повернулись лицом к его брату, Месье». Король не мог не замечать этого, в те минуты, когда приходил в себя между перепадами температуры и в начале своего выздоровления», — пишет Франсуа Блюш.
Единственные, кто тогда всеми своими действиями подтвердили искренние к нему любовь и привязанность, были Мазарини, Анна Австрийская и… маленькая Манчини.
Мария Манчини — племянница Мазарини. Та, которую до определенного момента он не замечал, будучи легкомысленно влюбленным в ее сестру, красавицу Олимпию.
Именно Мария оказалась однажды рядом с ним, когда он был совсем плох. Именно ее залитое слезами лицо увидел он, возвратившись из забытья. И с этих пор все и началось.
«О том, что в Людовика влюблена сестра Олимпии, Мария, не догадывался никто: девушка умела сдерживать свои чувства… Но когда король заболел лихорадкой после военного похода и взятия Дюнкерка и находился при смерти, она выдала свои чувства, не сумев сдержать слез. И, как считал сам Людовик, вернула его в мир живых. Первым ярким впечатлением, которое отпечаталось в его помутненном жаром сознании, было ее залитое слезами лицо. Людовик цеплялся взглядом за лицо Марии — и смог достаточно долго не впадать в забытье, чтобы принять лекарство, которое ему в конце концов помогло. Едва оправившись от болезни, он поспешил встретиться с Марией и заново познакомиться с подругой детских игр, которая теперь была для него окружена романтическим ореолом». («Людовик XIV. Личная жизнь «Короля-Солнце». Е.В.Прокофьева)
Франсуа Блюш расценивает эту влюбленность короля (а главное, «влюбленность» Марии Манчини) — совсем иначе:
«Уже около двух лет, — пишет он, — (с декабря 1656 года) племянница Мазарини ждала того момента, когда она добьется особого расположения Его Величества и вытеснит свою сестру Олимпию.
Олимпия Манчини. Художник Пьер Миньяр
Олимпия была красива и глупа; она сошлась с королем и быстро утомила своего любовника, который дал ей в мужья в 1657 году графа де Суассона из Савойского дома. Мария, напротив, не отличалась красотой, но была умна и честолюбива. Она увлекла короля и сумела покорить его своим умом (Людовик никогда не любил дураков). Она с ним говорила об Астрее, пересказывала ему разные рыцарские романы, старалась потихоньку отвлечь короля от плотской любви, бросая вслух: «Как интересно было бы пережить вдвоем рыцарскую любовь!»
«Есть разные манеры изъясняться, — читаем в Словаре Фюретьера, — более или менее вкрадчиво-ласковые». Манера Марии Манчини начинала действовать на короля. Он видел в ней красоту дьявола — и, вероятно, честолюбие придавало ей немного красоты. Король восхищался ее греко-латинским образованием, умом, сдержанностью: из тактических соображений молодая девушка позволяла лишь самые безобидные прикосновения украдкой.
И вот Мария считает, как и весь двор, что король вот-вот умрет. Вся ее любовная «кампания» может быть проиграна. Она такая маленькая, толстенькая — над ее телосложением все потешаются, называя ее «кабатчицей»; она считает себя Золушкой в своей семье, жалким подобием графини де Суассон, своей сестры; она сделала ставку на чувства короля. Как она надеялась взять реванш, став королевой! Реванш над сестрами, над своей покойной матерью, над кардиналом, этим дядюшкой, который ее раздражает своим недоверием к ней и явно игнорирует ее достоинства. Реванш над придворными, которые не принимают ее всерьез. И вдруг такое разочарование, такое крушение всех надежд — может не осуществиться ее удивительный план, могут не сбыться ее фантастические мечты! Вот почему в течение всей болезни в Мардике Мария, по словам Мадемуазель, «обливалась горючими слезами».
Как только король выкарабкался из этой ситуации, ему будет доложено об этих слезах. Он в этом увидит (а кто бы в его возрасте не увидел этого?) доказательство незаинтересованной и прочной привязанности. Он даже будет думать о женитьбе на ней».
Говоря по правде, эта, последняя, цитата из Франсуа Блюша мне не очень нравится. Не потому, что я убеждена, что Мария Манчини была безоглядно и абсолютно бескорыстно влюблена в молодого короля. Возможно, и нет. Но потому, что это — то, что таится в сердце человека — невозможно прочесть и узнать определенно. Если нет абсолютных, неопровержимых доказательств, нельзя обвинять человека в меркантильности только потому, что предмет его чувств — король.
(А доказательств, по-видимому, нет… Во всяком случае, Блюш в своей книге их не предъявил, а потому эта его оценка выглядит, на мой взгляд, неприлично.)
Людовику, молодому, красивому и галантному, не нужна была корона, чтобы всколыхнуть чувства молоденькой девушки. И то, что сам Людовик ответил на чувства Марии Манчини говорит как минимум о том, что она была человеком интересным. Тем более непонятны снисходительные замечания Франсуа Блюша относительно внешности девочки, что Мария Манчини была очень даже хороша собой.
Мария Манчини
Во всяком случае, если сравнивать по представленным выше портретам Олимпию и Марию, последняя, определенно, была краше.
(продолжение следует)
Comentários